Портило впечатление о нем только то, что он пытался притом меня схватить за руку. Я запястье из захвата вывернула, буркнула что-то о том, что мне некогда, неспешно отвязала жеребца и поправила ремни на седельных сумках. «Вежливый» пытался меня уболтать, а «хамоватый» припоминал какие-то факты истории войны с Оланиром – все хуже и хуже. В итоге он меня за плечо цапнул куда грубее. В общем, международная встреча была закончена через две минуты – хаму я, кажется, случайно руку сломала, а ухажеру выписала всего лишь пару пинков. Вот на таком простом примере я показала, как воспитание соотносится с травмоопасностью.

Гензарийскую таможню прошла вечером следующего дня. Напряглась вся до струнки, готовясь отбиваться и срываться в леса, чтобы потом предпринять новую попытку – уже не через офицерский пункт. Но все мои опасения оказались напрасными – мои документы проверили и тотчас пропустили проезжать дальше. Хотя и пялились на меня всем штатом. У них тут, похоже, иностранцы бывают ровно раз в полгода, вот они и сидят месяцами в ожидании новичка. Скача по родным дорогам, я наконец-то сбросила груз с плеч, но запоздало удивлялась. Нет, я, конечно, надеялась на такой вариант, но как-то уж слишком просто все получилось: никаких допросов и дополнительных проверок, бумаги в порядке – езжай домой, раз в империи не понравилось. Плюсом это означало, что господин Шолле никаких запросов на мой счет сюда точно не отправлял. Что же там в академии происходит?

Первая же придорожная забегаловка удостоилась чести стать моей долгожданной ночлежкой. Перекошенная вывеска и наполовину ушедшее в землю здание сигналили издали гостеприимством и теплой постелью. Но все территории в чем-то похожи! Я почти сразу на входе расслышала со стороны пьяненькое:

– Почему такая красавица одна? Компания нужна? Звать тебя как?

Вот соотечественнику, то есть почти родному после долгого путешествия по чужим землям, я могла благодушно во все зубы улыбнуться и с нежным придыханием представиться:

– Лита я, дяденька, из Воронов.

– А, – ответил он коротким звуком, и глаза забегали от волнения, что сразу без должного уважения обратился. Однако он мигом исправился: – Ну проходи, проходи, Ворон. Вон к тому окошку, чтоб никто не помешал. А мы тут, тихонечко посидим… Эй, громила, чего столбом замер? Плохо слышал? Тащи дорогой гостье свое фирменное рагу!

Наконец-то я почувствовала себя дома.

Громила-повар оказался смелее своих посетителей – он дождался, пока я поем и отдохну, потом подсел после разрешения и вкрадчиво расспрашивал, кто у нас теперь значится Первым Крылом и как много из наших магов вернулись в гнезда после того, как остановили вражескую армию. Душа вместе с телом отогревалась, теплела. И многие ошибки наших в прошлом в таких бытовых пересказах не казались значительными. Ведь кто-то говорил, что лучше бы мы проиграли, лучше бы стали колонией, но вышло иначе, потому что на тот период времени решение принимали герои, которые не берут пленных и сами не умеют сдаваться. Война не бывает милосердной. Птичьи стаи не пустили бы имперцев в свои дома или к своим женщинам, а те резали нас как свиней. Но мы резали как свиней их. Квиты. Теперь уж точно – квиты.

Уже перед столицей я переоделась в длинное темное платье по местной моде, не хотелось торчать бельмом на глазу в дорожной одежде. При входе в здание Совета меня не остановили: охрана хорошо помнила меня в лицо, молодые мужчины лишь издали улыбнулись и махнули рукой – мол, знаю куда идти. Потом был долгий и нудный разговор, в ходе которого я услышала столько нелицеприятных определений о себе, которых даже сама не воображала, а я много плохого о себе успела подумать. Но Знающий, который говорил со мной, был переполнен и жалостью – не ко мне, конечно, не к моему разбитому сердцу и уж точно не к Лорану, а мучился он тем самым сидящим в центре души желанием спасти как можно больше сородичей, которое и определяет смысл жизни всех членов Оланирского Совета. Знающие – плохие политики и раньше занимались лишь консультациями по экономике и хозяйству, но потом почти случайно заполучили власть, и всю ее пытаются направить на латание дыр. Одна из таких дыр сейчас зияет на северо-западе, а я мало что сделала для решения этой проблемы. Хотя именно я выяснила, кто нам нужен для этой миссии.

– Ну какая разница, Ворон, погибнет он сегодня или через несколько лет? Ведь когда прорыв поглотит Оланир, катастрофа придет в империю. И Лорану все равно придется сыграть свою роль в истории, защищая своих близких.

– Вам ведь, наверное, есть разница, умрете вы сегодня или завтра? – ответила я вопросом. – Я вообще не знаю, в каких единицах измерять ценность каждого прожитого дня. И не моя была эта задача – на чьи-то дни ценник вывешивать, свою работу я так или иначе сделала – нашла для вас того самого мага. Думаю, и вы рассуждали бы иначе, если бы речь шла о дорогом вам человеке. В таких случаях проще свою жизнь измерить, чем чужую.

Мужчина устало махнул рукой, обвевая меня ветерком от широкого рукава и тем показывая, что не видит смысла больше спорить. Все Знающие носили белые холщовые рясы без украшений и отличительных знаков – признак того, что они отказались от мирского ради служения науке, а теперь вот, волею судьбы, еще и управления целым государством, страдающим от послевоенной разрухи. Никто не знал их имена, и невозможно было сказать, кто из Знающих в иерархии стоит ниже или выше остальных, потому к ним следовало обращаться одинаково – говоря с одним, ты говоришь сразу со всеми, поскольку все решения они принимают сообща. Мне нравилась компания любого из них: все Знающие отличались равнодушием к большинству вопросов, а эмоции выказывали только по значимым поводам, что делало любой разговор с ними понятным – это важно, а это не стоит даже пары слов. Кому-то показалась бы их холодность неприятной, но я в таком обществе ощущала безмятежное спокойствие, как будто мир этими стенами старого дворца отгораживался вместе со всей суетой. Хотя при настоящих бедах Знающие превращались в увлеченных и энергичных тружеников.

Разместили меня в той же комнате, где я жила до отъезда. При халифе этот замок, по рассказам, поражал роскошью и даже вычурностью, сейчас же от гобеленов и позолоты ничего не осталось. Старые, но недавно оштукатуренные, белые стены, громоздкие древние канализационные трубы и мраморный пол, единственный все